Колеса блицкрига
06.06.2008

Германия побеждала не танками, а автомобилями.

2 июня 1941 года границу СССР пересекли примерно 3 тысячи танков с крестами на броне. В Рабоче-крестьянской Красной армии их числилось около 23 тысяч. Казалось бы, мы могли просто выстроить из боевой техники стену вдоль границы — и немцы разбились бы о нее.
Фактическая разница далеко не столь внушительна. Тогдашняя наша система учитывала даже опытные танки, построенные в начале 1920х и уже к началу 1930х годные разве что на металлолом. Реально в строю было немногим более половины нашего номинального танкового парка. Изрядная его часть пребывала на других рубежах: угроз тогда везде хватало. У немцев было намного больше бронеавтомобилей, чем у нас. Вооружение и бронирование — не хуже наших легких танков, а скорость и проходимость в летнюю сушь заметно лучше. Суммарно наш перевес в бронесилах, развернутых вдоль западной границы СССР, довольно скромен: всего в пару раз.

Image

Текст: Анатолий Вассерман

Фото: Итар-ТАСС 

Но и этого вроде более чем хватало: по канонам военной науки, для успешной обороны достаточно иметь в зоне удара всего 1/3 от сил наступающего. У нас немало легенд о причине столь вопиющей разницы между теоретически возможным и фактическим ходом событий. Кто верует в непредвиденность немецкого нападения, кто — в провал готовившегося советского…
«Если все испробовано и ничего не помогает — прочтите наконец инструкцию». Немцы разработали замечательную инструкцию по употреблению танков. Ее ключевые пункты просты:
- танки с танками не воюют;
- в формуле действия самоходной техники «броней, огнем, колесами» последнее звено важнейшее.
Image В 1941м немецкие танки были заметно мощнее (и по броне, и по огню) наших БТ, но безнадежно уступали Т34, не говоря уж о КВ. Зато изрядно превосходили всю нашу технику по надежности, обзору, скорости. Немцы не мерились броней и пушками, ибо не собирались проламывать танками оборону. Ее рвали артиллерия (чья мощь заведомо превосходит все, что можно вставить в башню танка) и пехота (чьи глаза разглядят на поле боя даже то, чего не заметит оптика танкового прицела). Танкисты же должны обходить любые очаги сопротивления, выискивать свободное направление и по нему уходить вглубь вражеского тыла, нарушая снабжение и координацию войск.
В 1940м немецкая пехота по методу, наработанному еще в Первую мировую, за пару дней прошла сквозь легендарную линию Мажино — лучшую в мире систему долговременных укреплений. Танки же и не пытались состязаться с артиллерией, укрытой в бетонных бункерах и броневых башнях, — они обошли Великую Французскую стену с юга, через леса.
Но даже в тылу можно наткнуться на серьезные силы — гарнизоны и резервы. Немецкие танки сопровождала артиллерия разных калибров (в среднем по пушке или миномету на каждый танк), пехота (30–40 бойцов на танк), разведка (по 7–8 мотоциклов на танк, из них 4 с колясками). А еще — запасы горючего на несколько дней беспрестанного движения и боеприпасов на тяжелые бои.
Image Все это должно двигаться вместе с танками, в том же темпе. На каждый немецкий танк по штату полагалось 3–4 легковых автомобиля и 7–10 грузовых. Перед нападением на СССР колесный парк танковых войск был примерно на 1/10 больше штатного.
Советские военные теоретики сочли: танк располагает и пушкой (а некоторые тяжелые образцы — даже 2–3 разнокалиберными), и пулеметами, и навьючить на него можно немалый груз. Поэтому решили возложить на танки почти все задачи транспорта, разведки, боя, а прочие силы придавать им лишь минимально, для редких непредвиденных обстоятельств. По штату предвоенных советских танковых войск на один танк полагалось примерно 1/6 пушки, 1/6 миномета, 1/3 трактора, 1,5 мотоцикла, 5 автомобилей.
Основной тогда советский грузовик — «ГАЗММ». Нижегородский (с 1932го — Горьковский) автозавод куплен у Форда вместе с двумя моделями — грузовой «А» и легковой «М». «ММ» — «А» с мотором от «М». Форд рассчитывал на небогатых потребителей. «Форд А» поднимал груз, достаточный мелкому фермеру или владельцу небольшой сети ларьков. И в наши дни самое популярное нижегородское изделие — «ГАЗель» — рассчитано на те же 1,5 тонны. Основной же немецкий грузовик — «Опель Блиц» («Молния» — от этой модели идет нынешняя фирменная эмблема с зигзагом) — вдвое грузоподъемнее. Итого на каждый наш танк — в 3–4 раза меньше возимого штатными автомобилями груза, чем на немецкий.
Основная масса советской автотракторной техники работала в народном хозяйстве. В армию — только по мобилизации. До ее объявления войска располагали примерно 1/3 штатного транспорта. Дорога из внутренних округов в приграничные длинна: мобилизованная техника прибыла, когда танки — без гаубиц и минометов, способных выбить противника из укрытий, без зоркой пехотной поддержки, без подвоза снарядов и горючего — были разбиты.
Если бы автопарк советских танковых корпусов был сопоставим с немецким, ошибки организации исправлялись бы прямо по ходу боев. Ведь и сами немцы не сразу определили оптимальную структуру: к началу Второй мировой войны в их танковых дивизиях тоже было маловато пушек и пехоты, и только по опыту боев в Польше танки стали всего лишь костяком многофункциональных войск. Но без автотранспорта не подвезти ни пушки, ни солдат.
Царица полей — пехота — у немцев неплохо поспевала за танками. Еще 20 марта 1940 года тогдашний глава германского генштаба Франц Хальдер отметил в дневнике: «Каждый 10й человек в действующей армии — водитель машины. На 4,2 млн человек (общая численность армии) — 420 тыс. машин». А потом немцы захватили во Франции, Нидерландах, Бельгии 40 тыс. армейских автомобилей. И новое производство шло полным ходом. Не только в самой Германии: в подконтрольных ей — союзных и завоеванных — странах действовали заводы громадной по тому времени мощности: 600 тыс. автомобилей в год.
Основную часть автоимпорта — 1/5 своего автопарка — вермахт получил из Франции. Не зря после войны автомобильного барона Рено обвинили в сотрудничестве с оккупантами, а фирму национализировали. «Ситроен» спасся от национализации красивым патриотическим жестом. В начале войны была готова к производству легковушка для фермеров 2CV — «две лошади»: из 9 л.с., развиваемых ее 2цилиндровым моторчиком в 345 куб.см, облагались налогом только 2 л.с. Перед оккупацией Франции салон опытного образца набили всей конструкторской и технологической документацией, завернули автомобиль в водонепроницаемые брезент и рубероид — и зарыли в углу заводского двора. После войны выкопали (правда, производство началось только к концу 1948го, зато закончилось во Франции только в 1988м, а в других странах — в 1990м), и руководство фирмы предъявило его как доказательство нежелания сотрудничать с врагом.
Немцам этот «гадкий утенок» был не очень нужен. Фердинанд Порше еще в 1936м создал легендарный «жук». Правда, «ФольксВаген» («народный автомобиль») ориентирован скорее на горожанина, чем на фермера. Но его армейский вариант, прозванный «КюббельВаген» («лоханка-повозка») за открытый кузов из плоских гофрированных листов, благодаря малому весу имел отличную проходимость — офицеры на таком легко поспевали за танками практически всюду, где могли двигаться сами танки. А полноприводные и амфибийные варианты «КюббельВагена» и подавно бегали где угодно и как угодно.
О проходимости немцы — вопреки бытующему у нас представлению — заботились всерьез. Дабы их войска не были привязаны к дорогам и могли обходить — а не проламывать — сопротивление. В частности, строились — в основном для роли артиллерийских тягачей — полугусеничные (с гусеничным шасси вместо задних осей) грузовики. Схему придумал еще в 1906-м технический директор императорского гаража, личный шофер Николая II французский инженер Адольф Кегресс. Но у нас она так и не прижилась: использованные им резинотканевые ленты выдерживают только нагрузки, характерные для легковых автомобилей, а рецепт стали, достаточно устойчивой к истиранию, чтобы из нее можно было делать гусеницы с ходимостью порядка хотя бы тысячи километров, создан только во второй половине 1930х (отчего во всем мире прекратилась разработка колесно-гусеничных танков вроде наших БТ). Немцы же успели до войны справиться с техническими сложностями новой для них схемы — и в танковых войсках работали танкоподобные грузовики.
22 июня 1941 года на нас напала не просто численно превосходящая армия, поддержанная экономикой почти всей Европы. Ее еще и оснастили всем необходимым для перемещения со скоростью, непосильной войскам нашей страны, всего за десять лет до войны развернувшей конвейерное автопроизводство. Мощь наших танков и артиллерии пропадала впустую: пока мы добирались до противника, он успевал уйти — и нанести удар в новом месте.
Чтобы превзойти врага, мало было мобилизовать бойцов — требовалось возобновить на эвакуированных заводах выпуск оружия. Осуществив это, мы еще и автопроизводство нарастили, пусть ценой резкого упрощения. Кабина стала фанерной, в «ГАЗММ» справа убрали фару. Изрядную часть автопарка перевели на газогенераторы. Древесные отходы (от стружки до сосновых шишек), тлея в емкости с минимальным доступом воздуха, выделяют угарный газ. Он догорает в моторе. Мощность не та — зато дефицитный бензин высвобождается для более требовательной техники. Самой же машине с газогенератором, как крыловской стрекозе, под каждым кустом готов и стол, и дом: нехватки щепок на Руси отродясь не бывало.
Некоторые категории автомобилей у нас вовсе не производились. Помогли союзники. Грузовикам «Студебеккер» с приводом на все колеса и грузоподьемностью 3 и 5 тонн даже «Опель Блиц» в подметки не годился. «Виллис» (чье обозначение GP — General Purpose, т.е. «общее назначение» — дало название целому классу автомобилей) — также со всеколесным приводом — мчал вприпрыжку не только командира, но и 3/4 тонны груза.
Советский и союзный автопром оказался суммарно мощней европейского. И когда наша армия сравнялась с германской в подвижности, наши победы стали регулярны. К концу войны немцев окружали и пленили почти так же часто, как красноармейцев в ее начале. В 1941м наши потери (в основном — пленными, позже умершими от болезней и голода: немцы не только — в отличие от нас — не заботились о жизни «недочеловеков» и не соблюдали международные конвенции, но и просто не рассчитывали на такое число захваченных) были в несколько раз больше вражеских. За войну в целом на каждого погибшего советского солдата пришлось 0,7–0,8 (немецкая статистика безвозвратных потерь куда менее точна, чем наша) немецкого или союзного немцам европейского бойца. Если бы не грандиозная разница в мобильности в первый год войны, наши воины и вовсе гибли бы не чаще немцев.
На парадах нас восхищают танки, пушки, самолеты. Но возможности армии как единого целого, бьющего по врагу всей мощью народного хозяйства страны, зависят (иной раз решающим образом) и от мирных — порою даже без защитной окраски — автомобилей.

Добавить коментарий
Имя:
Коментарий:



Код:* Code




  Ваш коментарий будет первым